20.01.2023 - Острова инноваций: почему России стоит готовиться к деглобализации

Вероятность разделения мира на два-три крупных экономических блока растет — в пользу этого сценария играют и геополитические потрясения, и технологический прогресс. Россия сможет ответить на новые вызовы, если сумеет пойти по пути развития экономики знаний, считает заместитель директора Центра развития ВШЭ Валерий Миронов В 2023 году одной из главных тем Всемирного экономического форума в Давосе стала деглобализация и фрагментация мировой экономики. В опубликованном к форуму докладе МВФ говорится, что этот процесс может привести к сокращению мирового ВВП на 0,2%, а в некоторых странах потери могут достичь 8-12% ВВП. Франция уже предлагает ЕС сформулировать стратегию защиты своей промышленности в новых условиях.

Как фрагментация мировой экономики может отразиться на России и как к ней подготовиться?

Изменение среды

Последние годы бизнес и потребители в разных странах все чаще сталкиваются с разрывами глобальных цепочек поставок или создания стоимости (ГЦС). В каждом случае есть свои причины, но, на мой взгляд, происходящее стало результатом фундаментальных изменений в мировой экономике и геополитической обстановке. Можно выделить по крайней мере четыре (в порядке убывания значимости) относительно новые особенности международной среды:

развитие робототехники и изменение потребительских предпочтений, что активизирует реиндустриализацию развитых стран и возвращение некоторых выведенных ранее в развивающиеся страны производств; углубление геополитических разногласий и конфронтации; усиление протекционизма и эрозия международной торговой системы, основанной на правилах;

ощущение достаточно высокой вероятности возникновения новых пандемий.

Однако пока нет оснований полагать, что цепочки поставок будут полностью разорваны. Либерализация торговли исторически играла весьма значительную роль в сдерживании глобальной инфляции за счет повышения эффективности, экономии на масштабе производства, развития конкуренции и сдерживания роста зарплат в развитых странах. Разумной альтернативы этой системе пока не видно. В случае ее разрушения, как, например, считает экономист и бывший сотрудник Всемирного банка Ури Дадуш, ключевая ставка в США может быть повышена до неприемлемого для экономики уровня — как в эпоху главы ФРС Пола Волкера, когда в 1981 году ставка достигла 19%, что вызвало крупную глобальную рецессию и долговой кризис.

Разделение на зоны

Однако сценарий анклавизации мировой экономики с соответствующим «укорочением» ГЦС нельзя сбрасывать со счетов. Повысить его вероятность может, как ни странно, ускорение роста производительности труда в мировой экономике. Это может произойти на основе отсроченного влияния новых технологий, распространившихся в последнее десятилетие, и прогресса отдельных стран в накоплении человеческого капитала, что парадоксальным образом пока не давало результата в виде повышения экономической эффективности. Если такой скачок в производительности труда произойдет, то вероятность разделения мировой экономики на две-три зоны влияния заметно повысится.

Такого рода сценарий анклавизации мирового финансового рынка (он назывался «Innovation Islands») с выделением ареалов влияния трех блоков — ЕС и США, крупных развивающихся стран (Китая и Индии) и блока остальных развивающихся стран — рассматривался экспертами Давосского форума еще в 2007 году, причем его вероятное осуществление прогнозировалось на 2020 год. В 2009-м появился новый доклад ВЭФ, где предполагалась иная картина разделения мира на экономические блоки: либо двухблоковая система с распадом так называемой Чимерики (тандем США и Китая) и с присоединением ЕС к США, либо разделение мирового рынка на три ареала влияния — Китая, США и ЕС.

При этом в экономической литературе отмечается схожесть нынешнего периода, когда на фоне развития новых технологий темпы роста производительности труда в мире парадоксальным образом замедляются, с ростом производительности труда, имевшим место в конце XIX — начале XX века и связанным с внедрением портативных элементов электропитания. Тренды производительности труда в 1890-1940 годах и в 1970-2015 годах удивительно похожи, что может говорить о том, что рост производительности, обусловленный внедрением новых технологий, может происходить несколькими волнами, и одна из таких волн у нас впереди.

Влияние возможной деглобализации на Россию будет зависеть от ответа на этот вызов, который сформулирует российское деловое сообщество. Вопрос о том, сколько относительно замкнутых экономических блоков в мире может образоваться, носит для бизнеса весьма прикладной характер, так как при фрагментации мирового хозяйства придется менять законодательство и бизнес-стратегии.

Пока представляется, что если деглобализация все же произойдет, то, скорее всего, она осуществится в рамках системы двух блоков: один из них будет основан на идеологии рыночного капитализма, другой — на каком-то варианте социал-демократической или неомарксистской идеологии, например, в интерпретации компартий, находящихся у власти в Китае и Вьетнаме.

Такого рода системы могут удовлетворить вечную страсть людей и государств к соперничеству и в то же время, как показывает период 1953-1991 годов, относительно мирно сосуществовать и продолжать строить глобализированную экономику ради достижения когда-то в будущем декларируемых каждой из сторон целей.

Надежда на знания

Какое же место в мире может найти для себя Россия в случае реализации этого сценария?

Во-первых, важно учитывать, что трендом мировой экономики является цифровая трансформация, а для России в силу голландской болезни — еще и цифровая индустриализация, а значит, нужно всемерно развивать цифровые технологии.

В рамках современной промышленной политики роль государства в поддержке инноваторов-первопроходцев и создании инфраструктуры для инноваций очень велика. Сейчас речь должна идти в первую очередь о цифровой инфраструктуре. Как показали мои расчеты, здесь есть необходимость в увеличении усилий. Инвестиционные вложения в ИКТ-оборудование, программное обеспечение и базы данных выросли в России с 2017 по 2020 год с 531 млрд рублей до 1003 млрд рублей, что составляло от 3,3% до 4,9% всех инвестиций в основной капитал, или от 0,58% до 0,93% ВВП. При этом подобный показатель в среднем для EC, США и Великобритании составлял в этот же период, по расчетам на основе данных проекта EU-KLEMS, от 1,5% до 2,7%, то есть значительно больше.

Во-вторых, еще до пандемии COVID-19 появилась точка зрения (в частности, у экспертов международных организаций), что цифровые технологии — это важнейшая составная часть новой промышленной системы, в которой важны не отдельные элементы, а скорее то, как они сплавляются вместе в сложных интегрированных технологических образованиях. Примером такого слияния является высокотехнологичный дрон сейчас и, возможно, смартфон с дополненной реальностью — в ближайшие годы.

Помочь такому слиянию технологий может усиление роли в инновационном процессе организаций, занимающихся генерацией нового знания и междисциплинарными исследованиями и разработками.

Это означает всемерное развитие региональных кластеров, что особенно важно для России с учетом ее большой территории. Кроме того, важно учитывать, что естественными генераторами междисциплинарного знания являются крупные университеты. Как показывают дискуссии экспертов и регуляторов, в ближайшее время весьма вероятно формирование новой модели инновационного развития, отличной как от модели национальной инновационной системы (НИС), свойственной США, где главным двигателем являются фирмы, так и от японской модели «треугольника», которая исходила из превалирования государства.

Альтернативной моделью развития инновационного процесса могла бы стать концепция «тройной спирали». Она основана, с одной стороны, на тезисе о доминирующем положении институтов, ответственных за создание нового знания (в частности, университетов), а с другой — на важности сетевого характера взаимодействия участников инновационного процесса в рамках «стратегических инновационных сетей», где происходит своего рода пересечение трех множеств отношений (внутрифирменных, внутригосударственных и внутриуниверситетских) и создание гибридных институциональных форм, снижающих неопределенность.

Можно отметить, что, судя по данным ЮНИДО, среди крупнейших по числу высокотехнологичных патентов организаций в Японии фигурируют исключительно компании, в США на компании приходится около 85%, а около 15% — это университеты, а в Китае среди получателей патентов наблюдается абсолютное преобладание университетов.

Это может свидетельствовать о разных типах национальных инновационных систем в этих странах и о том, что университетская модель в экономике знаний может быть весьма перспективной.

Постоянный адрес материала - Острова инноваций: почему России стоит готовиться к деглобализации