11.05.2020 - Приватизировать или сжечь? Как заставить российские леса приносить деньги

Серьезно снизить масштаб лесных пожаров можно лишь за счет общенациональной приватизации российских лесов: для частного собственника любое возгорание будет означать материальный ущерб, возместить который можно лишь за счет инвестиций в восстановление леса, полагают экономический обозреватель Кирилл Родионов и предприниматель Сергей Беспалов

На фоне эпидемии коронавируса и сопряженного с ней локдауна практически незамеченным осталось наступление сезона лесных пожаров. Меж тем, уже в марте в областях Центральной России (Московской, Тверской, Владимирской) из-за теплой и малоснежной зимы начали гореть торфяники, хотя, как правило, это происходит в апреле. Раньше обычного пожары начались и в Сибири, где к 30 апреля площадь, пройденная огнем (94 096 га), в двенадцать раз превысила показатель прошлого года (7 706 га, согласно данным «Авиалесохраны», структуры Федерального агентства лесного хозяйства). Схожая картина характерна и для ряда регионов Дальнего Востока, в том числе Забайкалья, Бурятии и Амурской области, где с января по конец апреля было зафиксировано 1 103 пожара — почти вдвое больше, чем в 2019-м (571).

В этой связи нельзя исключать, что 2020 год станет для российских лесов еще более разрушительным, чем 2019-й, когда огнем было пройдено 10,1 млн га леса — на 19% больше, чем в 2018-м (8,7 млн га), и кратно больше, нежели в 2016-м (2,7 млн га) и 2017-м (4,7 млн га, согласно данным «Авиалесохраны»).

Статистика не в пользу России

Как следствие, выше может оказаться и соотношение площади пожаров к общей площади земель лесного фонда (1 188 млн га, по оценке Росстата), которое в прошлом году увеличилось с 0,73% до 0,85%, тогда как в Соединенных Штатах оно, наоборот, уменьшилось с 0,39% до 0,21%, учитывая площадь американских лесов (916,2 млн га, по данным Департамента сельского хозяйства США) и площадь лесных пожаров, снизившуюся в 2019-м почти вдвое (с 3,55 млн до 1,89 млн га, согласно подсчетам Национального межведомственного противопожарного центра).

На еще более низком уровне этот показатель находится в европейских странах со сравнительно высокой долей частной собственности на лесные земли. К примеру, в Швеции в 2018 году, по данным Еврокомиссии (ЕК), огонь распространился на территорию в 24 310 га, что эквивалентно 0,1% площади хозяйственных лесов (23,7 млн га, не считая национальных парков и особо охраняемых территорий), 78% которых находятся в руках граждан и частных компаний (18,5 млн га, по оценке Шведского лесного агентства).

В Германии, где на долю частных владельцев приходится 48% лесных земель (5,5 млн из 11,4 млн га, согласно подсчетам Федерального министерства продовольствия и сельского хозяйства), это соотношение в том же 2018 году составило 0,02%, а в Финляндии, где в собственности граждан и компаний находится 59% лесных земель (15,6 млн из 26,2 млн га, по данным Финского института природных ресурсов), — и вовсе 0,005%. Это при том, что в Финляндии масштаб лесных пожаров (1 228 га) более чем вдвое превысил средний уровень 2008-2017 годов (485 га), а в Германии — сразу в семь раз (2 349 против 333 га, по оценке ЕК).

Кейс Финляндии, где в 2018 году площадь каждого из 2 427 пожаров составляла в среднем 0,5 га, особенно примечателен на фоне соседней Карелии, где тогда же за один пожар огонь проходил в среднем территорию в 5,9 га (при 312 пожарах площадью в 1,83 млн га, согласно данным Росстата). Такая разница во многом связана с разветвленностью сети лесовозных дорог, протяженность которых, согласно подсчетам Финского института природных ресурсов, уже к 2011 году составляла почти 135 000 км (более поздних оценок нет), тогда как в Карелии, по данным региональной программы развития лесного хозяйства, она не превышает 17 000 км, хотя по площади лесных земель Финляндия в 2018 году (26,2 млн га) превосходила Карелию менее чем вдвое (14,9 млн га).

Доступность лесовозных дорог облегчает обустройство минерализованных полос — участков земли, полностью очищенных от растительности и тем самым препятствующих распространению огня, в сдерживании которого напрямую заинтересованы частные собственники. Для каждого из почти четырехсот тысяч владельцев финских лесных земель (без учета компаний) любой пожар означает имущественный ущерб, возместить который можно лишь за счет восстановления леса (здесь и далее для Финляндии приведены данные Финского института природных ресурсов, если не указано иное). Именно поэтому, к примеру, с 2009-го по 2018 год среднегодовой прирост древесины (на 107 млн куб. м) более чем на треть превышал среднегодовой объем вырубок (79 млн куб. м). Как результат, в 2018 году общий запас древесины в Финляндии был на 12% выше, чем в 2008-м (2,48 млрд против 2,21 млрд куб. м), в то время как в Карелии за тот же период он увеличился лишь на 5% (с 980 млн до 1 026 млн куб. м, по данным Росстата).

Лес как плантация

По России в целом общий запас древесины за те же десять лет не только не вырос, но даже немного снизился (с 83 298 млн до 82 756 млн куб м). В том числе из-за того, что с 2009-го по 2018 год, по данным Росстата, среднегодовая площадь лесных пожаров (2,79 млн га) более чем трехкратно превышала среднегодовую площадь лесовосстановления (863 000 га) — выращивания лесов, ускорить которое можно за счет создания распространенных за рубежом лесных плантаций.

В отличие от обычных лесов, находящихся в общем пользовании, плантации являются частными сельскохозяйственными угодьями, владельцы которых вместо поддержания разнообразия древесных пород имеют право выращивать монокультуры (ель, сосна, лиственница и пр.), а также самостоятельно назначать рубку, вплоть до одного раза в три года, а не раз в 60 — 100 лет, как на это уполномочен лесничий (в зависимости от региона и пород деревьев). При этом плантации, как правило, подпадают под тот же налоговый режим, что и сельхозпредприятия, в то время как в обычных лесах действует лишь налог на рубку.

В той же Финляндии выращивание плантаций — популярный вид лесного бизнеса, о чем косвенно свидетельствует высокая гомогенность местных древесных культур: свыше 40% площади финских лесов (11 млн из 26,2 млн га) приходится на земли, где среди произрастающих пород более чем на 95% доминируют либо ели (2,2 млн га), либо сосны (8,1 млн га), либо лиственницы (0,7 млн га).

В этом — один из залогов финского успеха, воспроизвести который в России не дает отсутствие частной собственности на леса, которые принадлежат только государству и муниципалитетам. В лесном кодексе закреплена лишь возможность аренды, предельный срок которой (49 лет) короче допустимой периодичности вырубки вновь посаженных деревьев (уже упомянутый период от 60 до 100 лет), из-за чего у арендаторов (от мелких лесопилок до крупных целлюлозно-бумажных предприятий) нет серьезных стимулов инвестировать в восстановление леса, которое повлекло бы за собой не только прирост запаса древесины, но и создание новых рабочих мест.

Между тем, занятость в лесной отрасли стремительно сокращается: с 2010-го по 2018 год, по данным Росстата, в абсолютном выражении она снизилась почти вдвое (со 157 000 до 85 000 человек), а в процентах к занятости по экономике в целом — с 0,2% до еще менее значимых 0,1%. В то же время в Финляндии в прошлом году она достигла 1% (26 000 из 2,57 млн человек), а с учетом деревообработки — и вовсе 2,6% (66 000 человек), и в первую очередь — благодаря высокой диверсификации древесного экспорта, который особенно силен в сегментах с наиболее длинной цепочкой создания стоимости. К примеру, в 2018 году доля Финляндии в глобальном экспорте бумаги и картона составляла 9%, а в экспорте целлюлозы — 6%, следует из данных Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (FAO), в то время как на Россию приходилось лишь 3% и 4%, соответственно.

При этом Финляндия даже не входит в первую десятку стран по площади лесов, которую возглавляет как раз Россия, с глобальной долей в 20%. Будучи вторым по величине экспортером леса-кругляка (14% мирового экспорта против 16% у Новой Зеландии, согласно все тем же данным FAO), Россия занимает только пятое место по экспорту древесных гранул (6% против 25% у США), а по доле в экспорте древесных плит (6%) лишь вдвое превосходит крохотную Бельгию (3%), оставаясь позади Китая (16%), Канады (10%) и даже Германии (7%).

Уступает Россия и по рентабельности лесозаготовок — валки леса и первичной подготовки бревен для их дальнейшего использования в деревообработке. К примеру, с 2014-го по 2018 год из-за высокой доли убыточных организаций (40,5% в среднем за пять лет) средний сальдированный убыток предприятий лесозаготовки (прибыль минус убыток) составлял 3,6 млрд рублей в год, как следует из данных Росстата. В то же время в частном лесном секторе Финляндии сальдированная прибыль в тот же период ежегодно достигала в среднем €1,6 млрд (€120 евро в пересчете за один гектар).

Выход — в приватизации

Приблизиться к финским показателям рентабельности поможет легализация частной собственности на лесные земли вкупе с их последующей приватизацией. Единственный барьер на этом пути — отсутствие зарубежного опыта, который бы мог послужить для России образцом. В той же Финляндии еще до Первой мировой войны в частных руках находилось свыше половины лесных земель, а в ряде бывших социалистических стран (Литва, Румыния, Болгария) для их приватизации использовалась реституция, которая уже в 1990-е в годы в российских условиях выглядела нереалистичной. Сегодня столь же неприменимой стала бы идея раздачи ваучеров, — которая неизбежно повлечет политические конфликты, — равно как и допуск к приватизации исключительно лесопромышленных компаний, что лишит ее легитимности по определению.

Решением здесь могла бы стать общенациональная лотерея, в ходе которой каждый из 146,8 млн граждан получил бы по равной доле в фонде лесных земель, (1 188 млн га, из которых 796,9 млн га покрыты лесом), то есть, как минимум, по участку в 5,4 га, с правом его дальнейшей перепродажи. Учитывая, что Рослесхоз планировал в нынешнем году опубликовать интерактивную карту российских лесов, подведя итог их тринадцатилетней инвентаризации, подготовка к лотерейной приватизации займет совсем немного времени. При этом по ее итогам будет сформирован рынок частных лесных земель, где, в силу первоначального избытка предложения, неизбежно начнется процесс слияний и поглощений. Он позволит гражданам, не заинтересованным в лесном бизнесе, легально монетизировать вновь полученную собственность.

Упущенное лидерство

Для тех, кто не станет перепродавать лес, монетизация будет выражаться в увеличении запасов древесины, обеспечить который может противопожарная профилактика (обустройство лесных дорог и минерализованных полос) и восстановление леса, в том числе с помощью засева деревьев семенами и саженцами. Постоянный прирост древесины на корню будет означать рост стоимости участков, обернуть которую в кэш можно будет за счет абсолютно легальных вырубок, с тем лишь условием, что их излишняя частота, наоборот, будет идти собственникам во вред.

Впрочем, среди новых владельцев наверняка найдутся и те, кто не захотят вырубать лес из экологических или даже туристических соображений, тем более что разнообразие пород и широта географии российских лесов — хорошее подспорье в диверсификации лесного бизнеса, в котором Россия по праву может претендовать на глобальное лидерство. Стоит лишь начать с легализации частной собственности на лес.

Постоянный адрес материала - Приватизировать или сжечь? Как заставить российские леса приносить деньги